В кирпичном здании промтоварного магазина немцы поместили пленных. Содержались они в ужасных условиях. Наши женщины пытались им передавать еду, но немцы ругались, угрожая автоматами. Матери удалось передать им немного хлеба. Под конвоем нескольких солдат водили в колхозный погреб за мороженой картошкой, чем они и питались. Охрана была не очень строгой, но и бежать было некуда.
Некоторые окруженцы отращивали бороду и устраивались в мужья к солдаткам, где переживали до прихода наших. Такой солдатик по имени Анатолий пристроился у нашей молодой соседке Мазуриной тети Насти. Ей, через неделю после прихода немцев, во время сильной бомбежки оторвало правую руку. Вернее ее ранило в кисть, а потом немцы в госпитале руку отняли, а долечивалась она дома. У нас в этот период в передней избе жили врачи из госпиталя, и матери несколько раз удалось уговорить их сделать ей перевязку. Вскоре рука зажила, и можно было «выходить замуж». Тем более что без руки ни дров напилить, ни по дому что-то сделать, а у нее старая бабушка и маленький сынишка.
А налет на нашу деревню произошел, возможно, и не без нашей помощи. В период с 23 по 25 октября в колоннах немцев, двигающихся на Москву, произошел разрыв, и в деревне остались только расквартированные в ней части, да остановившиеся на отдых. Мы, 10-12 летние ребятишки, повылезали из своих нор, чтобы пообщаться (Вещегуров Толя, Курочкин Виталька, Елисеев Ванька, Ярославцев Колька). Рассказывали, что где-то около Львова наши заминировали мост, а когда немецкая колонна вступила на него, мост взорвали. Была ли это правда или плод фантазии - не знаю. Мы пошли посмотреть, что осталось на месте недавнего боя за нашу деревню. За парком в индивидуальных ячейках валялись целые кучи стреляных гильз, но были среди них и целые патроны. Видимо тем, кто вел бой, некогда было собирать выпавшие патроны. Набрав целые карманы гильз, мы уже собирались бежать домой обедать. Заряженные патроны в кармане я, на всякий случай, держал пулями наружу. Дело было еще новое, не освоенное. В это время со стороны Елизаветино появились самолеты. Они шли тройками на малой высоте, двухмоторные, двух килевые, с черными крестами. Мы повыскакивали из окопов, сориентированных на запад, и стали показывать друг другу и, видно, для наблюдателей сверху изобразили панику. Самолеты начали разворачиваться на деревню, и из них посыпалось много черных точек. Мы с криком «листовки бросают» бросились их собирать. На наше счастье эти «листовки» бросали уже метров 400 впереди нас. Добежав до парка, мы услышали первые взрывы, а потом все перед нами слилось в сплошной грохот и дым. Мы, как учили в школе, попадали на землю и поползли. Но потом поняли, что это ни к чему, бомбили деревню метрах в 500 от нас.
Вскоре разрывы прекратились. Мы выбежали из парка. Перед школой, превращенной немцами в госпиталь, несколько солдат бегом расправляли большое полотно, на котором на желтом фоне был изображен большой черный крест (или свастика). Самолеты пошли на второй заход, но, увидев свой опознавательный знак, бомбить больше не стали.
Как я потом посчитал, на деревню было сброшено свыше 60 бомб малого калибра, в основном по расположению немецких повозок и по мосту. Из местных жителей пострадала только тетя Настя. Когда я подходил к дому, она сидела на пне спиленной березы, и ей оказывали помощь. Боковой простенок их избы был выбит. Услышав взрывы, бабушка Катерина с внуком Юркой легли на пол, а тетя Настя за доли секунды успела выскочить на крыльцо, метрах в 5 от которого взорвалась бомба.
Я бежал домой и не узнавал деревни. За продмагом, где стояло несколько немецких повозок, разорвалось сразу 3 бомбы и одна на насыпи дороги. Около воронки от бомбы, как-то скособочась, прыгала оглушенная курица. У дома Виноградовых и на дороге напротив нас было 7 довольно крупных воронок от бомб. В домах вылетели стекла. В нашем доме один большой осколок пробил переднюю стену, ударившись в матицу, валялся у порога входной двери. На большой слободе от зажигательной бомбы загорелся дом Якушевых. Прямым попаданием по центру разрушена передняя изба Гаранова Дмитрия Герасимовича, которую занимали немцы. Сами хозяева дома, находившиеся на кухне, отделенной 3-х метровым коридором, не пострадали, но разлитый по тарелкам обед засыпало мусором с потолка.
Наше семейство во время бомбежки тоже сидело за столом, обедали. У порога на койнике (широкой деревянной лавке у стены, служившей чем-то вроде дивана) лежал 6-ти месячный Володя, сын тети Наташи. Когда раздались первые взрывы, стало темно, с потолка посыпалась труха. Все стали пытаться выскочить из-за стола. Дед сидел с краю. Зацепился ногой за что-то и с перепуга упал. Стали прыгать через него. Тетя Наташа схватила 5 летнюю дочку Галю и с ней пробежала через красный мост, бывший одним из основных объектов бомбежки, вдоль всей деревни на противоположный конец к дедову брату Андрею. Галя рассказывала, что когда они пробегали по мосту, от него летели щепки. Рядом с мостом разорвалось около 10 бомб, но мост остался почти цел.
Выбежав из дома, мамина сестра, тетя Люба вспомнила о Володьке. Когда она вбежала в дом, он лежал на лавке и улыбался, ему эта суматоха, видно, понравилась. Тетя Люба стала молиться, приговаривая: «спаситель ты наш, наверное, ты отвел от нас смерть». После войны братец Вова получил от сестренки прозвище «спаситель».
На другой день пожилой немецкий солдат рубил суки на березах, стоявших у нашего дома. Поняв в чем дело, дед Егор подошел к нему побеседовать. Немец объяснил, что по их обычаю кресты на могилах должны быть березовые и рассказывал что-то еще об обряде. По виду моего деда я понял, что беседа ему была по душе. На другой день у дороги возле церкви стояло уже 27 крестов.
Напуганные бомбежкой, при каждом приближении звука самолета, все в панике бежали в укрытие, не отставали от нас и немцы.
А самолеты появлялись довольно часто, сначала немецкие, а потом и наши. Иногда завязывались воздушные бои. А после начала нашего наступления под Москвой, у нас стали сбрасывать листовки «Вести с Советской Родины». На одной стороне листа сводка Сов информбюро, призывы прятать от фашистов продукты, организовывать партизанские отряды, на другой - новости тыла.
При появлении наших самолетов мы радовались и не очень прятались, знали, что наши по мирным жителям стрелять не будут.
Смотреть на низко летящие немецкие самолеты куда страшнее. В начале войны, если поймают на снежном поле, немецкие самолеты могли гоняться за одним русским солдатом. Такой случай произошел у нас на прогоне 13 января 1942 года.
Мне особенно запомнилась летящая по самым крышам «рама», двух фюзеляжный Фоке - Вульф. В окно наклонившегося самолета отчетливо было видно лицо немецкого летчика - наблюдателя в шлеме. У меня от этого зрелища «сердце в пятки ушло».
К концу ноября фронт от нас ушел далеко. Не стало слышно канонады. Прекратилось и движение войск.
В добротном доме Иванова Якова Михайловича разместился штаб крупного подразделения (дивизии или армии) с генералами. В отличие от проходивших ранее войск, расположившиеся в деревне немцы были одеты не в ярко - зеленую форму, а в форму темно - серого мышиного цвета с красными птицами на петлицах.
Для охраны штаба, напротив нас, за двором дома Виноградовых была установлена зенитка с двумя спаренными пушками. Очень часто, при появлении самолета, стрелок со страху начинал стрелять, а потом поднимал стволы пушек вверх, поэтому нередко первые снаряды шли вдоль нашего огорода или по крыше нашего соседа, Летарова деда Павла. От одной такой очереди мы еле успели увернуться и, как нам показалось, светящиеся точки прошли в нескольких метрах от нас.
По мере того, как фронт отдалялся, самолеты стали появляться реже и в основном ночью. Все почему-то решили, что они летают на Ленинград.
Однажды утром прошел слух, что немцы раздают еду. Мы вместе с сестренками Валей и Галей взяли обливное ведро и побежали на край нашей слободы, где недалеко от штаба стояла полевая кухня. Около нее выстроили в очередь несколько ребятишек. Повар накладывал еду, шутя замахивался черпаком на разбаловавшихся. Иногда к кухне без очереди подходили солдаты, и он им в котелок тоже клал немного еды. Сбоку бегал фотограф и фотографировал все это. Повар наложил нам почти целое ведро жидкой картошки с мясом (там мяса было больше, чем картошки). В этот день мы всей семьей вдоволь наелись, еда была очень вкусной. Фотографии для пропаганды были сделаны, и больше еду нам не раздавали.
